Судный день - Дмитрий Дегтярев

голова закружилась, а ее сердце пронзила сильная, почти невыносимая боль. Она слышала в трубке голос Новака, но не понимала, что он говорит. Телефон выпал из ее руки, и почти бесшумно упал на ковер. Моника легла на кровать и закрыла лицо руками.

Ей хотелось кричать. Кричать настолько сильно, как только возможно. Но горло сдавило, и вместо крика был лишь жалкий хрип. Моника чувствовала, как сердце судорожно колотится превозмогая дикую боль, а к горлу подкатывала тошнота. Голова гудела, мысли путались, было только одно ясное понимание: папы больше нет. Папы, ее отца, самого близкого, самого дорогого на свете человека больше не существует. Она больше никогда не увидит его добрые, полные нежности и любви глаза, не увидит его мягкую добродушную улыбку, не услышит его бархатный голос, веселые искры в глазах, не прижмется к его теплой груди, не услышит равномерный стук сердца, не сможет поцеловать, не ощутит его заботливой руки на своей голове, как он обычно делал, проводя по волосам, не будет прогулок по парку в те редкие дни, когда он приезжал из экспедиции к ней, чтобы вместе провести хоть чуточку времени, не услышит его полные любви слова – ничего этого не будет. Потому что папы больше нет. Только огромная зияющая пустота. Темная, холодная и Моника чувствовала, как с каждой секундой она погружается в нее все глубже и глубже. И она не была против. Мир без отца, без человека которому она всецело доверяла, которого любила, и знала, что ее по-настоящему любят, звонка которого ждала – такой мир ей был не нужен.

Моника уткнулась в подушку. Она помнила их последний разговор. Тогда она накричала на отца за то, что он не приехал в мае на ее первый теннисный турнир в Чарльстоне.

– Ты обещал, помнишь?

– Малыш, я…

– Тебя никогда нет рядом! Никогда! Что ты вообще, за отец такой? Окончила школу без тебя, поступила в колледж без тебя, получила автомобильные права без тебя…

– Мне жаль…

– Ах, теперь тебе жаль?

– Жаль, правда… – голос отца был печальным и усталым. Моника заметила это, но вместо того, чтобы успокоится, продолжала:

– Если бы тебе по-настоящему жаль, ты бы так не поступал.

– Не все так просто, Мони…

– У тебя всегда так. И как итог мы видимся только два раза в году. Твои долбанные льды важнее дочери!

– Мони, перестань…

– Нет, папа! Разве я говорю неправду? Тебя нет рядом! Никогда и не было! Даже, когда умерла мама!

С этими словами Моника прервала разговор. Больше они не общались. Два месяца – ни звонка, ни сообщения. И вот, сейчас…

Моника еще сильнее вжалась в подушку, ее тело конвульсивно содрогалась от рыданий.

Она помнила печальный, уставший голос отца. Голос, который больше никогда не услышит.

Глава 7

Новый Орлеан.

Штат Луизиана.

Один из самых красивейших городов Американского континента располагался на юго-востоке штата, на обоих берегах реки Миссисипи вблизи ее впадения в Мексиканский залив.

Новый Орлеан по праву можно назвать мировой столицей джаза, а визитной карточкой стал стадион Мерседес-Бенц Супердоум, построенный еще в 1975 году и выдержавший все природные стихии, в том числе и ураган Катрина в 2006 году.

Шон Льюис, тренер футбольной команды Нью-Орлеан Сэйнтс ехал на своем Порше по Эрхарт бульвар, по направлению к стадиону, где его команда сегодня должна была проводить выставочный матч с Аризона Кардиналс, когда зазвонил телефон.

Шон нажал кнопку на гарнитуре.

– Да.

– Шон, у нас проблемы! – это был Хосе Рианчо, его главный помощник и главная заноза в заднице.

– Что случилось? Террористы подложили бомбу?

– Что? Нет, все гораздо хуже. Мне звонил Боб.

Хосе сделал паузу.

Шон скривился словно от резкой зубной боли. Он в своей жизни знал трех Бобов, один мертв, второй в тюрьме, третий его сын – ни один из них не мог звонить Хосе.

– Я его знаю?

– Если бы я был вами, я бы ответил.

– Так скажи, кто он, идиот! У меня нет времени на головоломки!

– Боб – новый агент Клэренса.

– А что с прежним?

– Его бросила жена, и он бросился за ней куда-то в Орегон.

– Не может быть.

– Может. Теперь у Клэренса новый агент. И он черный.

– Насколько черный?

– Что?

– Я так, сам с собой. – Шон плавно свернул на Сент-Чарльз авеню. – Я уже подъезжаю.

– Ты еще не слышал плохой новости.

– Так это была хорошей?

– Боб требует перезаключить контракт на новых условиях.

– Он что, пьян?

– Не исключено.

– Мы не будем перезаключать контракт. Он рассчитан еще на два года. По истечению срока обсудим варианты.

– Я так ему и сказал.

– И?

– Он отдал телефон Клэренсу

– И?

Хосе молчал.

Шон почувствовал легкое головокружение.

– Ты чего замолк? Выкладывай давай.

– Ну… – Хосе прочистил горло. – Клэренс тоже в деле.

Шон ударил по рулю. Он проезжал полукруг по кольцу, впереди виднелась площадь Лафайета, и по традиции он должен был остановиться на минуту, как обычно делал перед игрой, однако сейчас было не до этого.

– Ладно. Я буду через пять минут.

– Мы не можем потерять лучшего квотербека.

– Я же сказал, сейчас буду.

Шон отключил гарнитуру и уставился на дорогу прямо перед собой.

Через минуту свернув на Канал-стрит, а затем на Грейвьер-стрит он добрался до Шугар Боул Драйв и оказался на крытой парковке.

Мерседес-Бенц Супердоум – строили четыре года и потратили на него 180 миллионов долларов. Не зря – как Шон убеждался в этом всякий раз. Диаметр купола – 230 ярдов, высота – как у 27-этажного дома. Стадион рассчитан на 95 000 зрителей, а автомобильная стоянка на 5000 автомобилей и 250 автобусов. В здании нет окон, но зато есть климатическая установка с электронным управлением. На огромных видеоэкранах демонстрируются повторы, если идет матч, появляются информация или развлекательные программы. Кроме футбольного поля здесь есть многочисленные залы где проходят концерты, балы, соревнования по боксу и баскетболу, торговые выставки и другие мероприятия; кроме этого – два ресторана, один клуб и множество баров. Когда только стадион был сдан в эксплуатацию, критики сравнивали его с огромной суповой миской, или с огромной шарообразной дверной ручкой, но сомнения в том, что это здание на редкость многофункционально, не выразил никто.

Оставив Порше на парковке, Шон зашел в здание, прошел мимо турникетов, спустился на одном из тридцати двух эскалаторов, прошел сеть многочисленных переходов и коридоров, и оказался в своем кабинете, где его уже ожидал Хосе.

Шон молча кивнул и бросил на стул спортивную сумку компании Найк. Встал перед зеркалом, рукой причесал волосы, поправил галстук, и повернулся к сидящему в кресле помощнику.

– Где этот сукин сын?

Хосе беспомощно развел руками.

– Он не пришел.

У Шона отвисла челюсть.

– Что значит, не пришел?

– То и значит. Его нет.

– Где он?

– Я не знаю. Разговаривал с ним по телефону после звонка тебе. Мне показалось что он обдолбанный по уши. Нюхает кокаин где-нибудь на вечеринке.

– И что теперь?

– Выставим Дэна, вместо него.

– С Дэнам мы будем выглядеть как дерьмо. Потому что он и есть дерьмо.

– Ну зачем ты так? – Хосе укоризненно покачал головой. – Дэн перспективный парень.

– Ага. Но если сравнивать с Клэренсом – полное дерьмо.

Хосе неопределенно передернул плечами.

– В любом случае, вариантов больше нет. Давай радоваться тому, что это выставочный матч, а не сезонка. С Клэренсом позже разберемся.

– Ну тебя к черту, – одним движением руки Шон смахнул все кубки, стоящие на дубовом столу. Спустя секунду они со звоном приземлились на пол. – На матче будет президент клуба и ряд членов из совета директоров.

– Что? – глаза Хосе округлились, а веки начали дергаться.

– Теперь понимаешь в какой мы заднице? В беспросветной!

– Что нам делать?

– Да ничего. Будем наблюдать за матчем. Выиграем – повезло. Проиграем – пойдем и застрелимся. У меня есть ружье в шкафу. А сейчас, пошли в раздевалку, поговорим с ребятами.

Через тридцать минут.

Шон, засунув руки в карман стоял в тренерской зоне, в ожидании свистка, означавшим начало игры. На стадионе царил аншлаг. Он обвел взглядом трибуны –